Казачьи «танки»

Рождество — любимый праздник детворы. Так было всегда, и теперь, и в далекие военные годы. А вот для моей крестной Шуры самая памятная елка была в военном 1943 году. Это был самый печальный новый год — гибели ее отца, Андрея Галочкина, командира кавалерийского эскадрона одиннадцатой оренбургской Кавдивизии. Случилось это при освобождении Харькова. Пять дней совершали отважные кавалеристы рейд по тылам фашистов, обошли город с юга. «Мы наносили стремительные удары врагам. Наш командир эскадрона Андрей Галочкин геройски погиб, его эскадрон отважно противостоял танкам и минометам противника»…— такая пришла похоронка. О подвиге отца в далеком 1943 рассказала местная газета «Чкаловская коммуна».

Андрей, Шурочка и Зинаида Галочкины, 1940 год

Увеличенная фотография

Незадолго до этого печального известия было другое — о награждении гвардии старшего лейтенанта 250 гвардейского казачьего полка 11 кавалерийской дивизии Андрея Александровича Галочкина орденом Красного Знамени. «19.01.1943 товарищ Галочкин А.А. в боях за овладение г. Валуйки Курской области со своим эскадроном первым выполнил боевую задачу-ворвался в город. Захватил железнодорожную станцию, продвинулся в центр города, парализовал фашистскую группировку, находившуюся там. Захватив 25 автомашин, уничтожил более 250 гитлеровцев. Сам лично уничтожил более 25 фашистов».

…В тот военный год настоящую рождественскую елку могли себе позволить только очень богатые люди. Бабушке Зине, вдове погибшего воина, оставшейся с двумя девочками на руках, было совершенно не под силу устроить собственную домашнюю елку. Поэтому девчонки в надежде, что их пригласят в соседские семьи на домашние елки, красили карандашами газетные полоски, клеили цепочки для украшения чужих елок. Из оберток конфет, маленьких лоскутков и пуговок шили куколок, снеговиков, снегурочек, зайчиков. Получалось очень мило. Кстати, те елочные игрушки похожи на сегодняшние очень модные винтажные елочные украшения.

… Румяный, большой и шумный с мороза заглянул к ним на огонек муж бабушкиной сестры, Евдокии. Герой-казак вернулся с фронта без руки. «Авдотья „коняшек“ казачатам напекла, вот к чаю прислала! Завтра ж Рождество, чтоб было чем встретить!»-громогласно объявил он.

Авдотья, или Евдокия Васильевна, сама бездетная, всегда старалась накормить вкусненьким племянниц, да и соседских ребятишек. А эвакуированную из блокадного Ленинграда Пашеньку, которую вместе с мамой поселили в ее доме, баловала, как родную. «Кушай-кушай, тебе поправляться надо! А то силы не будет»! — приговаривала она и совала Пашеньке то котлетку картофельную, то хлеб напополам с травой-лебедой, а то и кусочек сахара. И правда, на эту девочку-блокадницу без слез смотреть было нельзя. Белая, прозрачная кожа, тоненькие ручки с синими жилками, огромные сиреневые глаза. Вокруг бледненького личика золотистые кудряшки, точно — ангелочек. Невольно вспоминались короленковские «дети подземелья»…

Из холщового мешка дяди Гриши вкусно пахнуло лакомством из Авдотьиной печки. «Коняшки» были румяные, гривы и хвосты присыпаны черным маком, собранным с созревших до коробочек цветов в огороде, а вместо глаз —ягодки черемухи. На месте седла- дырочки, обсыпанные маком. «Вот бы их на елку повесить»…—вздохнула десятилетняя Шурка. Дядя Гриша тем временем рассматривал гору бумажно-тряпочных самодельных новогодних украшений. И цыплята там были, и поросята, и матрешки, и гирлянды различные. «Ишь ты, выдумщицы какие!»-потер он себе нахмурившийся лоб.

Характером Григорий, фронтовой разведчик, отличался решительным. Поэтому резко встал, подмигнул внезапно помолодевшими, озорными глазами и сказал: «А что, Шурок, елку-то домой хочешь?» Шурка удивленно охнула. Спрашивает еще! «Конечно хочу! Неужели нет»? —она вскинула на дядю удивленные глаза. «Хотим, хотим»! —вторила ей маленькая Аллочка. «Ну, тогда надо тебе пройти испытание. Выдержишь, так и быть, будет у тебя дома Рождественская елка!»

Время было позднее, военное, неспокойное. Испытание, которое на ходу сочинил дядя Гриша, заключалось в том, что ровно в полночь нужно было пойти с коромыслом и двумя ведрами на колонку в конце улицы Красноармейской, что в старинном оренбургском Форштадте, и принести воды. Это, по его мнению, нужно было, чтобы характер закалять, да и елка должна быть заработанной, а не просто так.

Шурка, казачья душа, была бы не она, если бы не согласилась выдержать такое испытание. Она смело отказалась от просьбы маленькой сестренки пойти вместе, ведь условие было, что она идет одна. Ровно в полночь она всунула ноги в валенки, одела теплую телогрейку, овчинные варежки, намотала по самые глаза пуховый платок и шагнула за порог.

Ветер выл гулко и дико. Темень, хоть глаз коли. В домах ни огонечка, фонарей в войну вовсе не было. Светили только звезды, отражаясь в белых сугробах. Снежок похрустывал под ногами. «Валенки, да валенки! Ох, не подшиты, стареньки»! —мурлыкала она себе под нос. Девчонка бодрилась, но предательские мурашки страха все бегали по рукам и спине и даже шевелили волосы на голове. Ой, что это за тень мечется между деревьев? Добрый хозяин собаку на улицу не выпустит. Да нет, показалось. Это ветер раскачивает деревья, а они машут ветками, точно руками.

Она робко шла от дома к дому, которые спали в глубоких снегах, точно в перинах. Вот и колонка. Ведро зябко звякнуло своей железной дужкой, холоднючая форштадская вода со звоном начала наполнять ведро, потом второе. Шурка, надев коромысло, ловко подцепила крючками ведерные дужки, выпрямилась. И на трясущихся ногах отправилась обратно. И снова заметались тени между деревьев, замахали они ветками-руками. Мама, укутавшись в шаленку, ждала ее на крыльце. «Ну, атаманша! Ну, отцовская дочь!»-она растирала и без того ярко-красные щеки отчаянной дочки. «Шур, тебе не страшно было»?- лезла с вопросами младшая сестра.-Пойдем чайку попьем! Я тебе свою «коняшку» отдам!»

Засыпала крестная с чувством выполненного долга и с предвкушением счастья. А проснулась от сильного запаха хвои и праздника. Ей казалось сном то, что как в счастливые довоенные годы в доме под Рождество появилась елка, которую привез отец. С закрытыми глазами, прижимаясь к теплой голландке, она пыталась понять, спит или нет. И ходила ли она ночью за водой, или это был только жутковатый сон?..

«Гриш, да ты здоров ли?! Целую зарплату — за елку»…—бранилась каким-то добрым голосом на кухне мама.-А Авдотья что скажет? И вообще, что это ты удумал- девчонку ночью посылать»… Дядь Гришин голос отвечал чуточку с бравадой: «Да не зарплату, больше! Я ж провожал ее, следом шел, ничего бы не случилось. Ну, наша порода! Думал, не пойдет… А Авдотья сама меня и отправила покупать елку. Обещал крестнице — иди и исполняй. Чтоб к утру была елка! Так твоя сестра мне и сказала», —веселился Григорий.

Так значит это не сон! Шурка с воплями: «Ура! Елка пришла! И много радости детишкам принесла!» — вскочила с кровати! И повисла на шее у крестного. Дядя Гриша велел принести ведро с песком, и сам установил ель в центре зала. Туда же перекочевала старая наволочка с самодельными игрушками.

Сестренки, растрепанные со сна, в ночных рубашках, принялись украшать елку. В центр- дед Мороз со Снегурочкой, чуть пониже хоровод из зайчиков, а вокруг- снежинки, петрушки, матрешки. Поверх этого богатства — разноцветные цепочки, гирлянды. На пушистых пуховых нитях, из которых мама вязала в артели носки и перчатки для советских воинов, для фронта, девчонки развесили оставшихся Авдотьиных «коняшек», привязав их сквозь дырочки. Под елкой поставили самую дорогую вещь в доме — фарфорового белого коня с золотой гривой. «Это папин конь- Огонь, он по войне скачет и домой нам его привезет», — щебетала Аллочка.

Девчонки договаривались, кого позвать к себе на елку. Юрочку позовем, он нам горку помогал строить, сам заливал. Галочку, что напротив живет, она их всегда к себе зовет играть, Пашеньку эвакуированную. Поспорили немного только из-за зазнайки Тамары, жадины и хвальбушки. Но и ее решили к себе позвать.

Вот так моя крестная встретила военное Рождество, впервые без отца, который был убит на фронте. И все-таки это было очень счастливое Рождество. Чудо сотворила огромная, всеобъемлющая щедрость и любовь ее крестного. С тех пор каждый год среди разноцветных шаров и гирлянд на ее елке обязательно висели «кони» — казачьи «танки», испеченные по рецепту тетушки Авдотьи, перевязанные пуховыми нитями.

Портрет Андрея Галочкина, командира кавалерийского эскадрона одиннадцатой оренбургской Кавдивизии

Увеличенная фотография

…Когда памятник Казаку появился наконец-то в Оренбурге на улице Чкалова, крестная перекрестилась. Белые снежинки порхали в небе, покрывая всадника и его верного коня. «Ну, здравствуй, лошадь! Как я тебя долго ждала! Наконец-то ты привезла с войны моего папу»!

Светлана Николаец, пенсионер ООО «Газпром добыча Оренбург»