26 февраля 2014

«Повторить нельзя. И продолжения не будет. К сожалению…»

Говорит Николай Копытов о жизни и огорчённо вздыхает. Он бы хотел повторить. И пусть в ней перекрестный огонь и раздираемый воздушными налётами Сталинград. Все его 1070 дней войны, без которых не было бы и последующих мирных и светлых лет.

Больше трех часов разговора. Память, похожая на огромную подзорную трубу. Наведешь на объект, и вот ты в станице Качалинская, в 45 километрах от Сталинграда, где первый твой бой, погиб наводчик, ранен радист, а тебя, 18-летнего заместителя командира батареи, ударная волна засыпала комьями земли. Секунда, и ты уже четвертые сутки без сна. В, казалось бы, бесконечной битве. Впереди «Королевские тигры», летящие мины, а при тебе оглушающая усталость, страх, которого ты не показываешь, и ещё вера.

Переведешь окуляр, и вот уже темнеющая близь немецкой деревни. Ночуешь со своими бойцами в стогу сена, а утром…тут начинает дрожать рука и отводится труба в сторону. Вспоминать это мучительно.

По приказу прошлого

— Можете назвать самый тяжелый в жизни день? Год?
 — Нет. Измерьте мысленно все свои начинания, ошибки, свершения. Как выбрать из нажитого «имущества» — познанного тобой времени — «самое плохое или хорошее»?

Комната, в которой мы сидим, невелика. Стол занимает в ней главное место. За ним Николай Владимирович по крохам собрал свою жизнь в книгу. По-военному схематично. Она называется «XX век. О пережитом. Воспоминания».

— Тут всё реально, ни эпизода выдуманного, — распахивая вперед, как перед объятием, руки, — говорит Копытов.

В 2000 году директор одной из гимназий города попросила его принять учениц. Рассказать о войне. Наш герой согласился. В ожидании начал томиться.

— Больше месяца я все в голову складывал. Ждал школьниц. А потом решил написать, коли они не приходят, и отдать им рукопись. Замысла создавать книгу не было, но прошлое просилось на бумагу, требуя от меня осмысления и какого-то словесного перерождения. Писал в день по 14–15 страниц, — вспоминает Николай Владимирович.

Так рождаются даты

— Вы были одним из тех, кто превратил 19 ноября 1942 года в день ракетных войск и артиллерии России. Можете вспомнить, как это было?

— Накануне сказали, что девятнадцатого будет артподготовка. Мы получили координаты и цели, определили очередность обстрела.

А потом… несколько часов непрерывного огня. Страшный грохот. На стволах, выкрашенных в зеленый цвет, плавилась и пузырилась краска. Воздух дрожал от жара.

Много лет спустя удалось вновь побывать там. Ходил по местам боев. Пытался найти те, по которым била наша артиллерия. Знаковые ориентиры вошли в учебники: мельница, дом Павлова. Но кроме них есть безымянные пятачки сталинградской земли, наша персональная твердыня. За них сражались до последнего. Память высвечивает огненный след от снарядов «Катюш». После каждого залпа — море огня. Сейчас в районе, куда ложились снаряды, стоят многоэтажки. И тоже море огней, но мирных. И пусть так будет всегда…

Про того поляка

Вся война в этой комнате. В шкафу награды, в воздухе воспоминания. Где-то в уголке притулился поляк — красивый восемнадцатилетний паренек. Захваченный в плен вместе с немцами, просил пощадить его: «Я только поваром у фашистов был», — повторял он. Наш герой сжалился. Выдали тому обмундирование, определили в минометную роту — плиты таскать. Что стало с ним? Неизвестно.

— Чем он вам так в память запал, Николай Владимирович? Почему пожалели?

— Так мы ровесниками почти были, — воскликнул Копытов, пораженный, как можно этого не понимать.

Но слишком уж по-разному воспринимаются двадцатиоднолетний командир, бравший на себя ответственность за сотни солдатских жизней, и мальчик-повар. На войне разница в три года как в тридцать лет.

Три боевых ранения, два из которых в лицо. Мелкий шрам над бровью, отметина на ноге и кусочек железа, спрятавшийся у самого носа. В свое время осколок побоялись извлечь. Так и живет с ним Копытов по сей день.

Споры с нечестностью и министрами

— Не раз замечал, что те, кто часто говорили о смерти и старались спастись, умирали первыми. Потому на фронте лучше было быть фаталистом. Не в пример мирная жизнь, в которой нужно всегда помнить, что достойное будущее зависит от тебя. Не будешь идти наперекор судьбе — ничего не добьешься.

Я вернулся домой с войны девятого июля 1946 года. В родной поселок Тукан, что в Башкирии. Обустроившись, возглавил отдел кадров Зигазино-Комаровской геолого-разведочной партии. Вообще геологоразведке отдал 23 года жизни. Многое приходилось делать. В один момент пришлось уволиться. Не сработался с руководителем. Тот начал вынуждать меня давать фиктивные наряды тем, кому он скажет. Я долго не думал, связался с геологическим управлением в Уфе и попросил дать другую работу.

Всегда считал, что успеха можно достичь только постоянно двигаясь вперед. Делая для достижения цели всё возможное, да и невозможное тоже.

Будучи начальником планово-договорного отдела управления «Оренбурггаззаводы», должен был получить банковский кредит на пусконаладочные работы в размере восьми миллионов рублей. Сумма огромная. Пришлось ехать в Москву и вести переговоры в финуправлении Мингазпрома. Показываю смету, а они: «Вы что? Мы больше 200 тысяч никому не давали». А я: «Так и завода такого ещё не было. (Приближался срок ввода в эксплуатацию газопровода Оренбург-Заинск и конденсатопровода Оренбург-Салават). В ответ: „Все равно не дадим“. Правда, назвали фамилию специалиста в Минфине СССР, сказав: „Идите, пробуйте там“.

И я, приехавший из провинции, со всеми своими комплексами и страхами, пошёл. Два дня убеждал, показывая расчеты, сметы. И знаете, дали ведь.

В другой раз ещё хлеще. Будучи начальником отдела организации труда и заработной платы «Оренбурггазпрома» принимал участие в работе коллегии Министерства. Министр С.А. Оруджев, слушая доклады начальников объединений, критиковал всех. На очереди «Оренбурггазпром», а генерального директора Ю. Ф. Вышеславцева нет. Предлагают выходить и докладывать мне. Душа в пятки ушла. Но выхожу и начинаю… Дошел до нашего предложения организовать хозрасчетное управление производственно-технического обеспечения и комплектации (ХУПТО и К). Министр со словами: «Зачем вам ХУПТОиК?», начал говорить о его ненужности. Я не стушевался, продолжил доказывать обратное. В итоге «ХУПТОиК» отстоял.

После этого коллеги подходили ко мне, удивлялись: «Как же ты не побоялся спорить с Оруджевым? Он ведь мог прямо там тебя уволить».

А я о том и не думал. Важным было интересы производства отстоять.

Кавалер Александра Невского

Устав, Николай Владимирович замолкает. За окном изредка, будто ставя восклицательные знаки в конце повествования, кричат птицы.

Очень скромная комната. Старый шкаф, фото по стенам. Ни намека на роскошь. Здесь аккуратная строгость во всем. И в крутом повороте плеч, и в пристальном взгляде нашего героя, в котором и мудрость прожитых лет и будто возвратившаяся из детства доверчивость.

В узеньком коридорчике на крючке живут одни только плечики с накинутой на них курткой. Других вещей нет здесь…Хотя, конечно, дети, внуки и правнуки часто приходят.

Отличник Министерства геологии и охраны недр. Почётный работник газовой промышленности. Кавалер орденов Александра Невского, Отечественной Войны II степени, Красной Звезды, Трудового Красного знамени. И это лишь малая часть наград ветерана. Выйдя на пенсию, Копытов ещё долго на общественных началах возглавлял Совет ветеранов предприятия «Газпром добыча Оренбург», где проработал 16 лет.

До недавних дней встречался со школьниками. Есть такие люди, которые до последнего будут посвящать себя другим. Словно отдают долг. Неведомый, необозримый, но такой важный. И здорово, что 28 февраля, в день 90-летия Николая Владимировича, родное предприятие отплатит ему тем же.

Планируется большой праздник, на него придет много детей, и Николай Владимирович найдет, что рассказать им. О войне и мире. Совести и доблести. Может, поделится и тем, о чём думает каждый день, отправляясь на часовую прогулку. И это будет мудрая и захватывающая история.